ВИТАЛИЙ ЖУЙКОВ:
«МОИ ОБЪЕКТЫ – ЭТО МЕСТЬ ОБЩЕСТВУ ПОТРЕБЛЕНИЯ»
Ижевский дизайнер Виталий Жуйков, основатель лаборатории Made in August – о жизни в Москве, «КамаДаче», мистическом Ижевске и второй жизни вещей.
Сантехник-анархи
– Виталий, в ижевске ты жил до 2000 года. где учился, чем занимался?
– Рисовал я всегда, и в художественную школу поступил сразу во второй класс. Моим преподавателем был Юрий Михайлович Цорн – однофамилец известного шведского художника.
А вот в 10 класс общеобразователь
– После техникума армия?
– Была такая достаточно известная группа SD, от которой впоследствии отпочковались «Самцы дронта» и другие команды, как позже стали говорить, «подводного Ижевска». Мы дали один подпольный концерт – кстати, фото с него я опубликовал в журнале «Мой личный Ижевск», – а через неделю меня «забрили» в армию.
От службы в десанте и подобных структурах я отказался и два года был художником-оформ
– На худграф УДГУ ты поступал уже после армии?
– Да, но получилось только со второго раза – сначала завалил черчение, которым нас мучали в техникуме четыре года. С горя чуть не уехал зарабатывать на север, но все-таки остался в Ижевске и поступил. Правда, учиться не стал, интуитивно понял, что меня там ничему не научат. Думаю, это решение было правильным: у меня нет страха, что я делаю что-то не по правилам, я не зашорен и смел в своих решениях.
Я занялся ремонтами квартир, тогда как раз пошла мода на «евроремонты». Потом друзья пригласили меня в газету «Неделя Удмуртии» – самое крутое в то время издательство. У нас была отличная команда, очень сильная – 12 дизайнеров, работавших фактически на конвейере. Позже были другие ижевские газеты – «Панорама» и «Перекресток». Работал и на телевидении, но с видеографикой и 3D у меня тогда не сложилось, видимо, был еще не готов. Да и понял в какой-то момент, что в Ижевске я все планки уже взял. Многие друзья уехали – кто в Москву, кто в Питер. Нужно было уезжать, и я уехал.
Жиль, быль, Пьер
– Ты уехал в никуда или были какие-то планы?
– План был один – уехать в Москву, ни в каком другом городе я жить не собирался. И год не был уверен, получится у меня или нет. Он был тяжелым, этот год – все-таки Москва разъединяет людей своими огромными расстояниями, пробками, вечными проблемами. Сначала работал в небольшом издательстве. Пошел туда с условием: работать буду только на MAC’е, который должен был освоить. В финансовом плане тоже было тяжело, но впоследствии проблем не было. Сам удивляюсь, но денег всегда хватало и даже что-то оставалось. Это удивительно, но так и было.
– В издательстве ты не задержался?
– Уже через год понял, что работать там не хочу, и разослал резюме в несколько изданий.
Неожиданно получил ответ – меня пригласили арт-директором в журнал «Интерьер+Дизайн
Я получил знания, но разрозненные, несистемные. И через пять лет понял, что мне хочется учиться. Выяснил, что British Higher School of Art & Design объявляет набор на курс промдизайна, обучение там было не- дешевым, стоимость, кстати, указывалась в фунтах стерлингов – все было серьезно.
Поступил, и, что интересно, все мои сокурсники были такими же «москвичами» как я – приезжими. Читали лекции и вели мастер-классы в школе лучшие из лучших – Кибардин, Лебедев, Бурбаев, Маслов, Пирожков, Храмкова… Мы делали проекты для ROLSEN и шведской компании TORK.
Нас учили не только рисовать и делать руками, но и мыслить правильно – design thinking. Был даже такой предмет как патентоведение. Те знания, что у меня были, теперь четко разложились по полочкам, и нужно было начинать.
– И ушел в свободное плавание…
– С однокурсницей по Британке мы начали заниматься частными интерьерами, появились интересные заказы… Но тут наступил 2008 год, кризис – и дизайн стал никому не нужен. Пришлось снова идти в офис, я рисовал какие-то сайты, занялся web-дизайном, но понимал, что все это не мое. Мне хотелось что-то делать руками.
В очередной раз после летнего отдыха на «КамаДаче» вернулся в Москву. Был в жуткой депрессии, нашел на помойке два старых стула и закрылся в гараже. Я отремонтировал их, покрасил в красный цвет, вместо мягких сидений вставил прозрачное оргстекло и выставил объявление о продаже – на Facebook и в газете «Большой город», было такое замечательное издание, публиковавшее интересные объявления.
Стулья назвал «Пьер и Жиль», есть такие смешные французские художники. И буквально на второй день пришло забавное письмо: «Я французкой женщина, я плохо разговаривать по-русски, но я приехать с моим русским мужем купить ваши стулья». Действительно, приехали и купили.
Стало ясно, что спрос на такие вещи будет. В октябре 2012 года появилась дизайн-лаборатор
Наличники с Сибирского тракта
– О происхождении стульев француженка знала? Оно ее не отпугнуло?
– Я не скрываю, откуда берутся мои предметы, иногда бывают даже смешные истории. Например, за стулья KOKAND (см. сайт august-august.ru
Философия AUGUST – это своеобразная месть миру потребления: вы выбросили, я подберу, отремонтирую, придам лоска и вам же продам… дорого.
Из того, что люди считают достойным только помойки, я делаю арт-объект, не скрывая его истории.
– Продажа – обязательное условие или что-то из вещей ты оставляешь себе?
– На самом деле оставить себе хочется почти каждую вещь, нелегко отдавать. Наверное, так и нужно работать, с трудом расставаясь с тем, что сделал сам, своими руками, каждый предмет по-своему уникален, и будьте уверены, второго такого на свете нет. Но что-то я действительно оставляю, что мне очень нравится или не вписывается в формат AUGUST. Из последних трофеев, пожалуй, оставлю пару наличников. У этих вещей какая-то особая энергетика, я ее чувствую. Если меня что-то насторожило, я вещь не беру и с ней не работаю. Недавно предложили кабинетный диван, сталинских времен, знаете, такой с высокой кожаной спинкой и валиками, красивый, с ним интересно было бы поработать, но чувствую – он мне неприятен, у него чужая энергетика. Как потом выяснилось, на нем кто-то умер…
– История вещей, топография важны?
– Конечно, и я всегда обозначаю место, откуда вещи. Память о прикосновениях человеческих рук уже стала их частью и важно ее сохранить. Старые вещи уже сами по себе арт-объекты, способные к диалогу, им есть что сказать своим владельцам. Люди привыкают к ним, не обращают на них внимания, и моя задача – сделать так, чтобы их увидели и полюбили.
Этим летом я ездил по заброшенным деревням, искал дома под снос, собирал старые наличники, двери, сундуки, амбарные доски и всякую утварь. Жалко, что все это идет либо в печь, либо гниет. Собрал немало материала для новой коллекции под названием UТВАРЬ. Несколько предметов уже нашли своих новых хозяев в Ижевске. Я был приятно удивлен, что спрос на такие вещи есть не только в Москве, но и здесь, хотя это недешево.
На следующее лето планирую коллекционную экспедицию за трофеями в глубинку Удмуртии, на север. Буду искать что-то интересное, возможно, параллельно родится еще и фотопроект. Мне хочется сделать так, чтобы жизнь и работа переплелись и были единым целым, чтобы грань между жизнью и работой размылась. Я путешествую, ищу, фотографирую, реставрирую, продаю – я и на работе, и в то же время свободен. Это мой формат.
– Это и правда интересно – смотреться в зеркало, наличник которого видел тех, кто шел по сибирскому тракту. а есть ли в Удмуртии то, что может стать ее вещественным символом?
– Каких-то прочных ассоциаций, наверное, сейчас нет. И стоит ли их искусственно культивировать, я не знаю. Может быть, лучше будет, если они появятся сами.
Хотя… все-таки есть – круглые самотканые деревенские половики, даже само это слово «половики» только с ними и ассоциируется. И еще длинные полосатые дорожки. Вот они точно указывают на Удмуртию и только на нее. С этим нужно поработать, мне нравится эта тема… Половики из старого тряпья очень красивые, вот оно, настоящее воплощение экодизайна.
Обманчивый экодизайн
– Как ты относишься к принципам экодизайна? То, что ты делаешь, – это его воплощение?
– Экодизайн – это лукавство. Работая, я так или иначе использую краски, клей, оборудование, пользуюсь электричеством. Какой же это экодизайн? В моем случае «эко» заключается в том, что я не расходую природные ресурсы на производство, а использую уже готовую продукцию, даю объекту второй шанс. Приобретая мои «старые» вещи, люди тем самым, хотя и в ничтожной степени, но влияют на рынок потребления. Так что экожизнь – это, конечно, утопия, к которой, тем не менее, хочется стремиться. Гуляя с собакой, я всегда беру с собой пакетик и не понимаю, что правильно – не убирать за ней, это же органика, или складывать и выбрасывать в полиэтиленовом пакете, процесс гниения которого около ста лет.
Я стараюсь не жить по принципам общества потребления. Можно считать это объявленной войной, моей личной – маленькой и победоносной. Все, что я могу сделать руками – я делаю, прочее покупаю, но лишь то, что действительно нужно. Имеющегося достаточно, значит, буду довольствоваться тем, что есть. Пусть все остальные пользуются одноразовыми вещами, постоянно что-то покупают, гоняются за очередными айфонами. Я этого делать не буду.
– Делать это, живя в Москве, достаточно трудно…
– Поэтому я бегу от суматохи в Сергиев Посад, где строю деревянный дом, из бруса, кстати, привезенного из Удмуртии. Там я буду жить, там будет моя мастерская. Месяц назад приехал с «КамаДачи», через неделю жизни в Москве уехал к себе в недостроенный дом.
Москва – хитрая лиса, не кусает и далеко не отпускает. Москва обеспечивает рынок сбыта. Хотя благодаря интернету сейчас многие мои объекты уходят в другие города России, с доставкой проблем нет. Так что я, наверное, мог бы вернуться, тем более что мне в Ижевске, а точнее рядом с ним, на «КамаДаче», живется и работается комфортнее, чем в Москве. Здесь я чувствую свою силу, мне понятен масштаб, я становлюсь смелее.
Ижевская мистика
– Комфортнее, но при этом «твой личный Ижевск», его образ в журнале SODA – город с непонятным двойным дном, мистический и пугающий…
– Да, он именно такой, живет своей отдельной жизнью, как инородное тело в общем организме. Чужих не пускает. И он останется таким, что бы с ним и кто ни делал. В этом своя прелесть Ижевска, его притягательность
– Ижевск – как таинственный сосед в коммуналке. Его мало кто видел и слышал, из его всегда закрытой комнаты доносятся странные звуки. Этого соседа не понимают и опасаются…
– Недосказанность Ижевска, его мистика, не всегда заметное второе дно – во всем. Эту его сторону нужно беречь, вторгаясь максимально деликатно в созданное не нами пространство. Мне до сих пор жалко исчезнувших навсегда примет Ижевска – голубых елей и Доски почета у филармонии, безумных лозунгов на разваливающихся пятиэтажках, скульптур во дворах. Эти и другие объекты создавали определенную среду, а теперь ее ломают, как пример – странная и нелепая попытка вписать старинный особняк на улице Карла Маркса в новую среду. Вышло грубо. Вмешательство должно быть деликатным, ненавязчивым, вплетенным в контекст.
– И все-таки, несмотря на все, ты возвращаешься в Ижевск из года в год. почему?
– Не я один. Я знаю достаточно много состоятельных и состоявшихся людей, которые могли бы жить где угодно, но живут в Ижевске. Меня всегда интересовало – почему? Что их держит? Я спрашивал и не получал внятного ответа: мол, живу и все…
Мне же, для того чтобы по-настоящему оценить Ижевск, хотя бы отчасти его понять, нужно было уехать. И позже – показать «Mой личный Ижевск» в журнале SODA.
Этот проект не закрыт, свежий номер скоро выйдет, материал для него собран. SODA – не коммерческий проект, а мой личный – провокационный, анархистский, маргинальный. Отсюда и название: сода – универсальное средство от изжоги гламура и попсы.
– Город не отпускает тебя?
– Можно сказать и так. Когда-то и я думал, уезжая, что сюда больше не вернусь. Но прошло лет десять, и я понял, что хочу возвращаться в Ижевск. Его загадочность, необъяснимость, не всегда заметные и понятые смыслы – во всем. И во мне тоже – прочитав мой журнал, послушав музыку, потрогав сделанную мной вещь, ты всегда должен увидеть и услышать нечто большее, найти и оценить его. Понятнее, может быть, и не станет, но красивее и интереснее – точно.
